Я сижу у твоих ног, уже почти не ощущая под собой неприятно прохладной шероховатой поверхности. Спиной чувствую твое знакомое, такое привычное тепло. Твоя рука расслабленно лежит на моем плече. В данный момент мне жутко жаль, что я так и не начал курить - сигарета была бы как нельзя кстати. С другой стороны - откуда им здесь взяться? Я сижу, отгоняя мысли о курении, шахматах, журналах, компьютерных играх, а также других разнообразнейших способах убийства времени, столь уместных и вместе с тем неуместных сейчас, и молчу.

А что еще мне остается делать?

Ничего. Я никак не могу повлиять на ситуацию.

Кто я? Защитник. О да, это я умею в совершенстве - защищать. И это то немногое, что мне осталось - возможность защитить тебя. Тебя - нежную, тебя - хрупкую, тебя - любимую. Тебя - бесстрашную, тебя - сильную, тебя - единственную. Тебя - самое дорогое мне существо. Клянусь всем, что осталось - сколько бы мало там ни осталось - я это сделаю.

Поэтому я буду сидеть, не отводя от нее взгляда, внешне равнодушно-спокойный, но в любой момент готовый сорваться с места и закрыть тебя собой. Это то, что мы на редкость хорошо умеем - закрывать друг друга собой. Еще бы - такая практика! Раньше мы делали это с завидным постоянством. Ну а теперь это стало исключительно моей привилегией.

Раньше… Раньше все было проще. Четче. Разграниченней. Черное-белое, правильное-ложное… Хорошо жилось. К хорошему привыкаешь. А насколько славно отчетливо понимать, как поступить. Никак не могу забыть того твоего недоуменного изумления. Но кто мог знать? Правда Сетсуна могла - да, именно она могла бы предвидеть. Но уж она-то была первой в нашем списке слепцов, не желающих прозревать.

Она сидит напротив, вытянувшись напряженной тетивой. Ветер - и откуда он все-таки берется - треплет ее волосы, такого чужого, нелепо-яркого цвета. Ты всегда недоумевала - откуда это у нее, в кого? Ее глаза потемнели почти до черноты - от ненависти. Мое воображение, не в силах выдержать настойчивых посягательств довольно пессимистичного чувства юмора - несомненного признака не сегодня начавшегося "съезда с катушек" - жаждет пририсовать к ее облику так и напрашивающиеся черные кожистые крылья. Она сидит, вперив взгляд в нас с тобой, и молчит.

А что еще ей остается делать?

Немало. Она в любой момент может начать действовать.

Но она знает главное - стоит ей атаковать тебя, родная, и я встану на ее пути. И ей придется, неизбежно придется уничтожить меня, чтобы добраться до желаемой цели. А этого она делать не станет - мне выпала сомнительная честь быть тем единственным человеком, кому она никогда не причинит вреда. Она прекрасно это понимает.

Поэтому она все сидит и испепеляет тебя наполненном бессильной яростью взглядом. Помню в любовных романах, которые ты частенько прятала под подушку, едва заслышав шаги за дверью, с обязательным постоянством встречались красивые и избитые речевые обороты: "Если бы взгляд мог убивать…" Оказывается, такие взгляды действительно существуют. Только вот красивых ассоциаций он никак не вызывает. А вот намерения и вправду легко прочесть. Зато мотивы… Я, честно говоря, не понимаю даже, чего она теперь-то хочет. Может мести? А может, она уже и сама не знает, запутавшись в своих обидах, комплексах и желаниях.

Наверное, во многом это моя вина. Погрешности воспитания. Но честное слово, как-то надоело во всем винить себя самих. К тому же… "Ты не виновата! Это не твоя ошибка…" - не твои ли это любимые слова, милая? Ты так часто их повторяла, и ей в том числе. Результат? Да просто убийственный.

Ты сидишь небольшом возвышении позади меня, почти неподвижная. Лишь золото твоих волос, которые я так любил расчесывать каждый вечер, так же летит по ветру, как и пряди сидящей в десятке шагов от нас. Ты давно перестала считать неохотно проползающие мимо секунды, хотя раньше, сама того не замечая, постукивала пальцами, отмеряя истекшие мгновения. Ты обессилено молчишь - все что могло быть сказано, уже прозвенело над головами, осев невидимым хрустящим пеплом на развалины вокруг нас, и теперь ты просто устало смотришь в ее глаза и молчишь.

А что еще тебе остается делать?

Многое. Ты можешь изменить все одним движением крыла.

Но ты не двинешь не одним мускулом - ты все еще любишь ее. Хотя я и сижу спиной к тебе, я знаю, что в твоих глазах, из которых исчезли уже даже отчаяние и боль, все еще слабо светится любовь к ней. Нежности давно не осталось, но любовь еще жива. Иначе ты не смогла бы бездеятельно сидеть. Замкнутый круг, то есть треугольник - ты тоже не причинишь ей вреда.

Потому ты и не попытаешься ничего изменить. Ты давно уже не плачешь, родная. Я даже не знаю, что было для меня мучительнее - те твои отчаянные слезы или это твое безысходное молчание. И все мои жалкие попытки шутить, беспомощно натыкаются на потрескивающую стену боли, едва мои мысли касаются тебя. С каждым мигом я все больше ненавижу ее - за твою боль, милая. И еще мне очень хочется верить, что с каждым этим мигом ты любишь ее хоть чуточку меньше…

Я тоже любил ее, но видно ты действительно чище остальных. У меня же не хватило сил. Я не знаю, как бы поступил, будь я в состоянии что-нибудь сделать. Это был бы дьявольски сложный выбор и огромная ответственность. Но, по счастью ли, к сожалению ли, я действительно беспомощен. Я всего лишь твой защитник, и потому она может не боятся моей силы. Но она боится выражения моего лица, поэтому все реже останавливает взгляд на мне, предпочитая видеть только тебя.

Мы втроем сидим на осколках мира, тускло поблескивающих в лучах скучающе зевающих звезд, и молчим. Возможно, мы чего-то ждем.

А что еще нам остается делать?

 Aigsil