- Борт 4750 просит посадку.
- Пулково. Посадку разрешаю в обычном режиме, - молодой женский голос с намеком на улыбку.
- Пулково, я борт 0680. Из-за нехватки горючего вынужден отключить радар. Иду на взлетном режиме на двух двигателях.
В женских руках начинают быстро-быстро мелькать спицы.
- Борт 0680, я - девятый. Буду вести вас, - ровный, спокойный женский голос, и будто чья-то рука подхватывает самолет снизу и действительно поддерживает его.
Командир облегченно вздыхает.
- Все, мужики, порядок. Теперь я точно знаю, что сядем. Второй пилот, для которого этот первый рейс еще может стать последним, удивленно смотрит на него.
- Сядем - расскажу, - и нажимает клавишу связи, - девятый, я - 0680, к посадке вслепую готов.
- Курс - тридцать вправо. Внимание, на вас идет встречный… Курс двадцать. Высота… Посадка… пять, четыре, три, два, один, касание…
В тот же миг шасси касаются бетонки взлетно-посадочной полосы. Торможение. «Уважаемые пассажиры, просьба оставаться на своих местах до полной остановки самолета», руление… Трап. Ни о чем не подозревающие пассажиры сходят на землю. Командир аккуратно, с усилием, снимает пальцы со штурвала. Потом помогает их разогнуть второму пилоту, у которого от усилия свело судорогой руки.
- Все, Сашок. Все. С днем рождения.
- Командир, я на ней женюсь! - инженер от полноты чувств так взмахнул рукой, что задел переборку.
- Тэнгиз, ты не первый. И уж точно не последний.
- Какая женщина, командир! Я ее люблю!
- Ее все летчики любят, Тэнгиз, но еще никто не видел.
Три часа спустя она сняла гарнитуру, расписалась в журнале, и вышла из диспетчерской. В сумке лежал уже наполовину связанный темно-зеленый палантин. Букет алых роз, переданных ей от экипажа - 0680 остался стоять в вазе в диспетчерской. Она никогда не брала домой такие цветы… Диспетчер №9 шла к автобусной остановке у аэропорта «Пулково». Вернее, сейчас она уже не была «девяткой».
Ее звали Симона Замкова. И вот уже пять лет, как она день через три становилась «девяткой» - авиадиспетчером номер девять, обслуживающим аэропорт "Пулково" и сектор вокруг него. Вот уже пять лет ее ровный голос был приветствием для летчиков, заходящих на посадку в Санкт-Петербург. Или их последней надеждой и единственной связью с миром.
…В диспетчерской вязали многие. Женский коллектив, чрезвычайных ситуаций почти нет… не была поначалу исключением и Симона. До своего первого ЧП… … Над всей европейской частью страны бушевал циклон. Московский аэропорт был закрыт, «Пулково», несмотря на ураган и грозу, самолеты принимало. У них вообще старались до последнего момента сажать и выпускать самолеты. Борт с многозначительным номером 0013 из Каира попал во фронт, горючее кончалось, и до Архангельска они бы не дотянули…
Она посадила их. Посадила, почти не консультируясь с начальством. И получила выговор и благодарность одновременно. Выговор был за вязание на рабочем месте…
Марина почти с ужасом смотрела, как Сима с нечеловеческой скоростью вяжет. И одновременно сажает терпящий бедствие самолет. Таким ровным спокойным голосом, словно ничего особенного не происходит, и сама она одновременно и здесь, в диспетчерской, видит все самолеты и фронты, и там, в кабине, держит штурвал вместе с пилотом. Ни единой нотой не давая понять, как напряжена, как ей страшно. Вся - воплощенное спокойствие, как остров посреди штормового моря… И только быстро-быстро и совсем бесшумно мелькают в руках спицы, которые она не успела отложить. За те пять минут, что она вела борт с Земли, Сима потратила весь только что начатый моток. И отложила спицы, только когда самолет уже выпускал пассажиров. А пилот с усилием снимал руки со штурвала. Первый пилот, обязанный «девятке» жизнью, и готовый молиться на нее. Но не последний…
Так и родилась правдивая легенда о «девятке», диспетчере №9. Если тебя ведет девятка, значит, сядешь. В дождь, в грозу, в ветер, при турбулентности, катастрофе, сядешь. И это была правда. Как правдой было и то, что на закаленных сердцах воздушных волков становилось легче, едва слышали они спокойный женский голос - «я - девятка».
Дворцовый мост
…Падал снег. Ветер кружил крупные хлопья, то сиреневые от вечернего неба, то ярко белые, то золотистые и голубые от света фонарей… Снег летел, падал на невский лед, что в этом году взялся еще в ноябре, на гранитные набережные, бился в стекла проезжавших автомобилей, опускался на воротник ее темного пальто. Женщина стояла на мосту…
…Это было самое отвратительное 31 декабря за все ее 24 года жизни. Если уже на то пошло, это был вообще самый мерзкий день в ее жизни…
По улицам авиагородка мела поземка, и Сима мечтала о том, как, наконец, поднимется на третий этаж в свою квартиру, сделает себе зеленого чаю и вытянется на диване перед телевизором. В этот раз она будет встречать Новый Год дома. Одна. Хотя девчонки звали ее на посиделки в ресторане, но жаль было терять оба выходных. Так что она сделает салат и мясо, купит торт, и будет коротать время на диване в обществе телевизора… Мечта…
Ее мечты разбились с жалобным звоном, когда увидела свою дверь. Открытую настежь… Воры вынесли все, что можно было продать на ближайшей толкучке… Музыкальный центр, видео, деньги на хозяйство, что были в доме… Шкатулка из-под драгоценностей валялась на полу. Разумеется, пустая. Сима обрадовалась. Обрадовалась тому, что к новому свитеру цвета красного вина надела на работу рубиновое кольцо. Фамильное… Вещи были разбросаны, вся квартира вызывала головную боль и желание биться в истерике. Ее дом… Вот уж, действительно, с Новым годом…
Сейчас, несколько часов спустя, после утомительного допроса в милиции, трех чашек кофе, и безуспешных попыток хоть что-то сделать, биться в истерике ей уже не хотелось. Ей уже ничего не хотелось… Сима тупо смотрела то на празднично подсвеченную Стрелку, то на такой же праздничный Зимний дворец. На душе было пусто, серо и как-то… безразлично. Зачем она поехала в город? Она не знала. Наверное, просто не могла оставаться там, в авиагородке, где все всех знают, где ее дом, ее разоренная квартира… Вот уже три часа она просто бродила по городу. С Новым Годом…
…Падал снег. Пушистые хлопья словно возникали из ниоткуда в свете фар и разбивались о лобовое стекло его машины… работающие дворники сдвигали снег, и новые хлопья падали на стекло… Черная «тойота» ехала по улицам Санкт-Петербурга, улицам, залитым праздничными предновогодними огнями…Машина кружила по центру города, послушная рукам водителя, который сам не знал, куда ему ехать. На Дворцовом мосту у него заглох двигатель. Черная «тойота» стояла на мосту…
Это будет самый отвратительный Новый год в его жизни… Если уж на то пошло, это вообще самый отвратительный день в его жизни…
Он как на крыльях пролетел… действительно ведь пролетел не только все расстояние от Нью-Йорка до Пулково, но и таможню, и паспорта, и медицинский контроль… Из-за метели рейс отменили, а, значит, в Америку - только первого вечером, а то и второго, - Нью-Йорк не принимал… Три часа назад он гнал машину по шоссе, думая о том, как она обрадуется, когда узнает, что он здесь. Что они вместе встретят Новый Год…
…Седьмой этаж, дверь, поворот ключа, машинальный щелчок выключателя… И чужое пальто на вешалке и ботинки. Свет везде погашен, только в спальне горит ночник, ведь темнеет рано… Он уже понимает, но все еще не хочет верить…
- Зоя?.. - дверь в спальню распахивается.
Он не знал его… Но это не имело значения. Эти рыжие волосы были рассыпаны по обнаженным плечам, а эти знакомые руки сейчас обнимали другого мужчину. Он нарочито громко хлопнул дверью, закрывая ее. От этого звука она подскочила и уставилась на него своими зелеными глазищами. Как он мог когда-то поверить, что видит в них любовь? Сейчас в них как на экранах высотомера отражались ее мысли…
- А ты чего хотел? - спокойно спросила она, - Что я, как дура, буду верно ждать тебя, пока ты мотаешься туда-сюда в Америку? Да мы даже не женаты! Так что не смей меня обвинять!
Он ничего не ответил. Только громко звякнули ключи о столик и хлопнула входная дверь. Вторя ей, посыпались осколками с жалобным звоном его мечты… И вот уже три часа он кружил по городу без видимой цели, пока машина не заглохла на Дворцовом мосту. Последнее звено в цепи неприятностей. С Новым годом…
…Снег налипал на лобовое стекло. Что толку сидеть здесь в машине?..
…Снежинки падали белыми звездочками на ее пальто. И зачем она здесь стоит?
- Ну, что же вы стоите? Прыгайте! - услышала она за спиной мужской голос, полный злой насмешки. Вообще-то она и не собиралась делать подобной глупости, но этот голос был еще одной неприятностью за сегодняшний день. Ее терпение закончилось…
- Не дождетесь! - она так резко повернулась, что капюшон пальто свалился с головы.
Насмешник стоял почти в шаге от нее. Она терпеть не могла таких вот самоуверенных красавчиков, - рост метр восемьдесят с чем-то, широкие плечи, руки в карманах… Светлые волосы, в свете фонарей кажутся белыми, темно-серое пальто расстегнуто и колеблется на ветру.
Надо же, какие мы злые… он вдруг подумал, что недостойно мужчины переваливать свою обиду на других… Откуда он знает, почему она здесь стоит?.. Просто ему сейчас тоже хотелось въехать в столб или набережную, до того мерзко было на душе. Это пройдет, он знал, что это пройдет, но до чего же мерзко…
- Извините, - сказал он, - просто сегодня не самый лучший день в моей жизни.
- В моей - тоже, - она снова натянула капюшон на голову.
Он кивнул и вернулся к машине. Мотор по-прежнему не желал заводиться… С Новым годом, Константин…
- Послушайте, - снова услышала она за спиной его голос, - как насчет небольшой сделки?
- Что? - обернулась она.
- У меня мотор заглох. Вы водить умеете?
- Допустим.
- Тогда помогите мне ее завести, а я поработаю бесплатным таксистом, и отвезу Вас.
Она чуть не рассмеялась.
- Куда?
- Куда хотите. Например, домой.
- Неужели вы не понимаете, что я именно потому стою здесь, что мне некуда идти?
- Так уж и некуда? - недоверчиво вздернул он бровь.
- Скажем так, моя квартира, - это последнее место, куда я хотела бы сейчас идти. Хотя, конечно, рано или поздно придется…
- В таком случае Вам все равно повезло больше, - тихо пробормотал он, - Меняю предложение - Вы помогаете мне с машиной, а я пою Вас кофе и потом везу Вас, куда скажете.
Она пожала плечами.
- Идет… - какая разница что делать и куда ехать, только бы избавиться от сосущей пустоты внутри…
Капризная иномарка завелась с первого же поворота ключа в женских руках, машину даже не пришлось толкать… «Чертовщина какая-то», - подумал Константин, выезжая на Невский. Кофейня встретила их теплом и манящими запахами кофе и шоколада, и он подумал, что жизнь не так уж и плоха… Хотя верх цинизма заглядываться на первую встречную женщину, когда тебя бросила невеста…
Однако, следовало признать, что случайная знакомая стоила того, чтобы ей вслед обращались мужские взгляды. Черные блестящие волосы, забранные в тяжелый узел, фиолетовые глаза… глубокие и очень грустные. Усталые. Изящная рука с коротко остриженными ногтями помешивает чай… Ну просто королева в изгнании…
… У него были красивые руки. Интересный контраст изящных пальцев и видимой в них силы она заметила, еще, когда он вел машину. И волосы вовсе не зализанные гелем, а просто длинные, собранные в хвост. И абсолютно седые, хотя ему ну никак не больше тридцати пяти. Но в светлых глазах видна усталость и какая-то безысходность… Ну просто белый рыцарь на вороном коне… вернее, на черной «тойоте». Так, дела пошли на лад…
- Чему Вы улыбаетесь?
- Тому, что все не так уж плохо… Думаю, у меня теперь хватит сил вернуться домой, - улыбнулась она.
- Так где Ваш замок, прекрасная незнакомка? - спросил он, заводя машину.
- Руины моего замка находятся в авиагородке, одинокий рыцарь, - в тон ответила она.
- Почему «руины»?
- Потому что мою квартиру сегодня посетили непрошенные гости и вынесли все, что могли. Такой вот подарок к Новому году…
- А почему «одинокий рыцарь»?
- А почему «прекрасная незнакомка»? - ее настроение стремительно повышалось.
- Потому что мы до сих пор не знакомы, а глаза у меня на месте, - стрельнул светло-голубым взглядом в зеркале ее собеседник и водитель.
- Симона. Можно просто Сима.
- Константин. Можно просто Костя, - а также «Костян», «Кость», и даже «Кощей бессмертный»… Добрые у него коллеги!..