(или несколько подслушанных разговоров)
Начало
Наверное, в тот день слишком ярко светило солнце. Да, во всем виновато это солнце. Оно ослепило меня и не дало как следует рассмотреть ее, девушку, пожелавшую познакомиться со мной. Если б я рассмотрел ее получше, я сразу понял бы, что в ее светлых волосах под обманчивыми лучами солнца спали волны. Тогда еще спали. И я понял бы, что мне не справится с течением, которое уносит меня теперь все дальше в глубь ее невозможных глаз. И что руки ее обовьют мою шею и впервые заставят склонить голову.
Но тогда я ничего такого не думал.
- Привет. Ты и в самом деле ветер, как говорят о тебе.
- Спасибо, Эльза-сан. Приятно слышать это от тебя. Ты сегодня в прекрасной форме.
- Не льсти мне, Харука-сан. В твоих устах подобная попытка подсластить мне поражение звучит как оскорбление. Я могла бы и не сомневаться в твоей победе. Но речь не об этом. Позволь представить тебе мою подругу, замечательного художника и музыканта, Кайо Мичиру. Она давно хотела познакомиться с тобой.
- Здравствуйте.
И я увидел ее.
- Здравствуйте, - сказал я. А что еще мне оставалось. Спасибо, что мог сказать хоть это. А она... она стояла и смеялась. Видимо, надо мной. Эта улыбка, что пряталась в уголках ее губ, но такой убийственной силой светила из глаз, заставила меня покраснеть. Она. И все. Просто это была она. Кто она, что она, я не задумывался. Просто - она. И все.
- Вы замечательно выступили, Тено - сан. У вас есть какой-то секрет?
- Я не понимаю вас.
- Просто мне кажется, что вы умеете слушать дыхание ветра.
- Хм, что за глупости!
- Пусть так, Тено-сан. Пусть так.
- Вы словно хотите попросить меня о чем-то.
- Да, но не решаюсь. (Как же, не решается она! Эта усмешка портит ей весь отрепетированный тон молодой учительницы!). Я хотела просить вас попозировать мне для моей картины. Не хотите?
- Простите, но не хочу. Извините, Кайо-сан, мне пора.
И, не попрощавшись, я развернулся и ушел. Ушел, и знал, что она смотрит мне вслед. Просто стоит там, такая, черт, невинная, будто только что из волны вышедшая.
И был вечер, и было утро: день один.
Говорят, что на этой планете иногда бывает рассвет. А за рассветом - необходимость вставать с постели и готовить себе завтрак, если так сложилось, что вы живете один и некому о вас позаботиться. А потом, если вы еще не вышли из соответствующего возраста, стоит пойти в некое пыльное здание и попробовать научиться чему-то такому, что никогда и никому не пригодится ни в этой жизни, ни в какой-либо еще. И именно тогда, когда вы сидите на нагретой утренним солнцем скамье и во сне праведном пытаетесь дождаться преподавателя, вас кто-то будит.
- Извините, опоздал.
На соседнее с Мичиру место резко рухнул шлем.
- Нет, что-то надо с этим делать. Если я еще раз его так брошу, придется рисковать головой. Привет. Я Тено Харука.
- Приятно и весьма, Тено-сан.
Харука медленно опустился на шлем.
- Поосторожнее со шлемом. Еще одно такое падение - и придется рисковать головой.
- Кайо-сан...
- Если бы вы были немного внимательнее и в университете занимались иногда науками...
- Извините, но мы, кажется, не настолько знакомы...
- В частности, современным японским языком, то, возможно, говорили бы иначе.
- Да я...
Появление лектора прервало милую беседу на полуслове.
Но все приятное, в том числе и лекции, когда-нибудь да заканчиваются.
Пора бы и прощаться. Но что делать, если не только глаза, но и губы, и руки просят остаться, хотя ни слова не произнесено?
- Кайо-сан...
- Тено-сан...
- Да?
- Да?
- Я, если хотите, могу вас подвезти.
- Спасибо.
А что такое ветер? И что такое - это смелое испытание, к которому никто из них готов не был? Разве это так уж сложно: просто сесть на привычное сидение и дотронуться до нагретой кожи руля? Разве так уж много изменилось только оттого, что какие-то чужие руки обхватили талию и с силой держат? Или, может, оттого, что в привычный запах ветра вплелись нотки запаха моря? Это ее духи? Или это просто --она?
- Зайдем в кафе?
- Пожалуй.
Двери открываются, двери закрываются. Столик в углу, пожалуйста. Да, на двоих. Что будем заказывать? Не знаю я. И я не знаю. Но ведь что-то надо сказать. Как быстро наступает теперь вечер. Да, вы правы. И ветер такой холодный. Осень. Да, осень. Кофе? Что ж, неплохо. А вы... А ты... А можно просто Харука?
Просто в кафе было темно. Или так странно падал свет от этих сумасшедших розовых свеч, которые абсолютно глупо смотрелись рядом с их синеватыми бокалами. Но ему вдруг показалось, что она улыбнулась. Так, словно бы случайно проснулась и увидела над собой родное лицо любимого человека. Невзначай. Мельком.
- Это все свечи...
- Что?
- Нет, я о том, что эти свечи... так глупо...
- Да, ты прав, - недоуменно проговорила Мичиру.
- Прости, я все не о том.
И они замолчали. И молчали долго. И когда он проводил ее до дверей подъезда, так неожиданно открывшихся именно сегодня, они еще молчали. Наверное, за дверями кафе, куда они случайно заглянули, осталось что-то очень важное. Их одиночество, наверное.
- Ну, так до завтра, Мичиру?
- До завтра, Харука.
И был вечер, и было утро: день второй.
А еще говорят, что на этой планете наступает иногда завтра. Уж каким оно бывает - это кому как повезет. И нового оно обычно не обещает. Так, одни предположения, ничего конкретного. Говорят, девушка и юноша встретились ранним утром на мосту. Или девушка и девушка? Не стоит вмешиваться в их дела. Говорят также, что в тот день они исчезли куда-то, точно выпали из времени. Стали неуловимыми, как тени. Вроде бы, и в институт они заходили. И даже слушали лекции профессоров. Были они и в институтском кафе. Многие видели их, но никто не мог точно сказать, где они сейчас. Рассказывают, что весь вечер, как завороженные, бродили они по улицам города, натыкаясь на прохожих и не глядя друг на друга. И при этом - непрерывно говорили, словно замолчать для них было так же страшно, как и остановиться.
Иногда они смеялись. Но тотчас же забывали, над чем. Они покупали мороженое, но не чувствовали его вкус.
Их разговоры были слышны всем, так как они не понижали голоса ради случайных прохожих. Но так странны были их слова, что можно было либо принять их за сумасшедших, либо за играющих детей, либо просто не думать об этом. Объяснения и возражения не имеет смысла вспоминать. Да это и не важно. Космические мотивы и вселенские проблемы отступают перед тем, что она у подъезда своего дома дотронулась до его руки и попросила войти.
________________
- Я не смогу тебя отпустить, пока ты сама держишь меня рядом. Я пытаюсь. Видишь, как медленно я раскрываю ладонь. Как скользят мои пальцы меж твоих. И как невозможно сильно их притяжение. Я смотрю в окно. Не на тебя - на дождь. Это ведь всего лишь вода за окном. Глупо придавать этим мокрым каплям какой-то романтичный оттенок. Дождь. В дождь ходят под зонтом. И промокает обувь. Ровным счетом ничего романтичного. А потом - этот мерзкий насморк. И целыми днями сидишь с платком, и пьешь эту гадость с молоком и медом. Вот и весь твой дождь, Мичиру.
- Да, Харука, ты прав. Это всего лишь капли. Они всего лишь стекают по оконному стеклу. И каждая такая капелька - наша с тобой жизнь. Каждый пролившийся дождь заставляет нас сильнее прижиматься друг к другу, иначе холодно...
- Глупости! -Харука встал и отошел на несколько шагов. -Хочешь, я подарю тебе плед? Он будет греть тебя в холодные осенние ночи.
- Плед, Харука? - Это было не недоумение. Это был голос, все отрицающий своей спокойной тишиной. Разбивающий стекло и позволяющий каплям дождя попасть в глаза и светиться в этом своем убежище странным призрачным светом, похожим на свет слез. Слез, никогда не пролитых. - Плед, Харука?
- Прости. Пойду заварю чай.
- Лучше вина, Харука. - Нервные слова Мичиру прозвучали слишком тихо и слишком в спину, чтобы Харука не услышал их. Именно поэтому он промолчал и ушел, так и не повернув головы.
Скоро вернулся. Слишком скоро, чайник вскипеть не успел. В руках - два показавшихся сперва пустыми бокала, в которых на поверку оказалась простая вода из-под крана.
- И это твой чай, Харука?
- Пусть сегодня это будет вино. Увы, я не обладаю какой-либо магической силой, чтобы превратить воду в вино. Я, так уж сложилось, обычный человек. Но напоить тебя я смогу. Да, напоить, - нервный смех. - До потери сознания. Чтоб земля кружилась под ногами и превратилась в зыбкую поверхность твоей родной планеты.
- Это от стакана воды-то?
- Брось! Вода! Нет, никогда не умел говорить.
- По-моему, ты сказал уже все, что нужно.
И был вечер, и было утро: день третий.
Снаружи все окна кажется до жути одинаковыми. Особенно по вечерам, если в них не зажигают огня. Описать стекло снаружи легко: слегка пыльное, недавно вымытое, в правом верхнем углу - пятнышко от моющего средства, в котором свил себе гнездо солнечный луч.
Десять минут четвертого. Отчего такая точность? Напротив окна над входом в комнату - большие серые часы отмеряли время.
Они сидели на подоконнике и спорили о чем-то. Встревать в чужой спор, да еще посередине - очень нехорошо.
- А ты это знаешь? Ну конечно, ты всегда все знаешь! Ты-то во всем уверен! Я устала от этого вечного эгоизма!
- Вечного? Да мы знакомы без году неделя!
- Ха!
- Не понял. - Он внимательно посмотрел на нее. И опять свет обманул его, заставив поверить, что она - его порождение. -Чему ты смеешься?
- Я знаю тебя давно.
- Как давно?
- Всю жизнь. И эту. И прошлую. И будущую.
- Бред!
- Да, это и правда бред. Более точного слова подобрать нельзя. Бред, что я все это терплю. Твое нежелание думать о ком-то еще, кроме себя и этой скорости внутри тебя.
- Послушай...
- Нет уж, это ты меня послушай! Дай мне сказать. Ты смеешься надо мной. Ладно, пусть. Смейся. У тебя есть мечта? Отлично! Получать призы на этих бешеных гонках - что может быть величественнее?
- Но...
- Заткнись! Прости. У меня, понимаешь ли, тоже есть мечта. Я хочу стать скрипачом. Но не обычным, каких много. Я хочу, чтобы моя музыка смогла разбудить сердце фанатика, сердце, в котором живет только ветер. Такое, как твое.
Тишина.
- Ты молчишь? Ты ведь так хотел сказать мне что-то. Говори!
- Не стоит. Ты все сказала за меня. У меня, как я вижу, даже права выбора нет, так?
- Почему же...
- Нет уж, позволь мне. Понимаешь ли, мне чихать на все эти вселенские проблемы. Мессия, конец света - это меня больше не интересует. Я давно оставил это в прошлом. И захлопнул дверь, забыв на столике в детской ключ. Или, может быть, мне никто не предложил его. Я - Харука Тено, гонщик номер один среди юниоров. Больше меня ничто не интересует.
- Иди.
Если кто-то думает, что Харука не воспользовался предложением, то он ошибается. Ему теперь нужен был только ветер. Руки на руле мотоцикла. И к черту шлем. Пусть лучше голову снесет.
А Мичиру смотрела в окно. Недолго. Часа три. Пока не стемнело. И пока не зазвонил телефон, а в трубке не зазвучал голос взволнованного импресарио, беспокоящегося о том, почему Кайо -сан не на концерте. И Мичиру взяла скрипку. И надела платье. Белое. Все так, как нужно, как правильно. Через десять минут подъехала машина. А еще через сорок Мичиру стояла на маленькой сцене пришвартованного у пристани корабля, куда ее пригласили накануне. Все так, как бывает всегда. Слабо пахнет канифолью. Аккуратно. Так. Не стоит касаться пальцами струн. Красное не идет к ее белому платью. Крейслер? Отлично, пусть будет Крейслер. Радость - так радость.
И она играла. Шум волн слышался в плаче ее скрипки. И от этого шума проснулся ветер, задремавший в ее волосах. Потянулся и скользнул к губам. Пролепетал по струнам скрипки. Заставил прикрыть глаза. Иначе невозможно было не смотреть в глубину зала, маленького, плохо освещенного. Игра теней рисовала перед глазами Мичиру: светлые волосы, синие глаза, хозяева ветра, обветренные губы.
Но тени всего лишь играли. А за столиком в глубине зала сидела Харука Тено. И не сводила глаз - нет, не с Мичиру, с болезненно покачивающего смычка, которого словно мутило от морской болезни. И Харуке не хотелось слушать эти пересуды за спиной, когда незнакомые, чужие люди обсуждали, как хороша сегодня Мичиру и как это печально, что такая милая девушка сторонится людей. Он вышел. И пошел по ковровой дорожке вниз. Пока не застыл перед этой картиной: волны, поднимающиеся до небес, через мгновение готовые обрушиться на спящий ночной город. Избитый сюжет! До боли банальный! Но Харука глаз оторвать не мог от картины. Просто потому, что узнал ближайшую улицу. И дома - те же. И даже свет фонаря ложился на тротуар так, как около дома Мичиру. И, наверное, так же холодно спал на ее подоконнике.
-Спасибо, что пришла, Тено Харука - сан.
- Я не хотел. У меня выдался свободный вечер. И я случайно попал на твой концерт.
- Как тебе будет угодно, Тено-сан.
И ничего не случилось. Не поднялась волна до небес и не накрыла этот маленький корабль. Не затряслись лампы под потолком. Просто крошечная острая боль проснулась на мгновение в сердце. Она сразу же свернулась клубочком и заснула опять. Просто случайный порез. Просто перед глазами покачнулся мир и поторопился принять привычный вид.
- Прости. Я не хотел тебя обидеть. Может, поговорим?
- А нам есть о чем? Разве мы выяснили не все?
- Позволь это решить мне, Кайо-сан.
_______________
Повернулся ключ в замке. Этот звук всегда казался Мичиру чем-то особенным. Ведь если в какой-то двери какой-то ключ повернулся в замке, значит, все обязательно будет хорошо. Значит, обладателю этого ключа есть куда идти. И его там, может быть, ждут.
Они вошли в темную прихожую, не включая света, прошли в гостиную. Ни слова не было сказано между ними. Молчали. В конце концов, они просто устали. И им очень хочется спать. Они, возможно, даже раздражены, сердиты друг на друга. Постелив Харуке на полу в гостиной, Мичиру ушла в свою комнату, плотно прикрыв дверь, чтобы ночью не было сквозняка.
Харука лежал и смотрел на звезды, которые были еле видны в ночном небе. О чем говорили они ему? Да, собственно, ни о чем. Они вообще предпочитали молчать. Это все бредни и сказки, что звезды могут как-то повлиять на судьбу. Их свет так слаб, что не может перекрыть даже света фонаря, что так беспощадно бьет в окно. При этом свете видна каждая трещинка на давно не крашеном подоконнике. Каждая складка на одеяле, натянутом на плечо.
Мир как мир. Обычный шум большого города. А свет звезд, по мере того, как медленно течет время, делая небо все более ночным, становился пронзительнее.
"Звезды знают все, - подумал Харука. И тут же с насмешкой отметил, - плагиат. Ну да все равно: ни черта они не знают. Ни обо мне, ни о той девушке, что спит за стеной".
И был вечер, и было утро: день четвертый.
Раннее утро. Так рано, что даже те, кто обеспокоен своей физической формой, еще не начали наматывать круги по тротуарам. Какое теплое дерево - Харука провел пальцами по двери комнаты Мичиру. Чуть шероховатое. Нужно только слегка надавить на ручку, или же замок заедает, и стоит применить силу? Скрипит ли дверь или можно открывать ее смело? А внутри - паркет или ковер? И опущены ли шторы или солнечный свет пригрелся в уголке кровати Мичиру?
Как много надо бы узнать ему, чтобы суметь правильно прожить следующие минуты своей жизни.
Тепло металлической ручки - на нее уже давно светит солнце. Такое ощущение, что оно не гасло даже ночью - так она нагрелась.
Мичиру еще спала, прикрывая рукой глаза от непрошенного солнца. И опять этот обман: волосы Мичиру кажутся синеватыми вместо светлых.
Так тихо, что от этой подозрительной тишины Мичиру вздохнула глубже, потом еще, откинула руку от глаз и, прищурившись, посмотрела на Харуку. Приподнялась на локте.
- Доброе утро.
- Я ухожу.
Тишина.
- Ты же знаешь, я не смогу с кем-то сосуществовать.
- Верю.
- Я свободен. Я, как ни как, ветер.
- И этому верю.
- Ну, я пошел.
- Иди.
- Пока.
Залитая солнцем прихожая. Приоткрытая последний раз чужой рукой дверь. И тихий голос Мичиру, стоявшей в дверном проеме гостиной в слегка помятом шелковом халатике, отводя свободной рукой волосы со лба.
На раскрытой ладони - тусклый сгусток металла.
- Это так, на память.
- Не надо, я не приду.
- Оставь. Не придешь - кинь в почтовый ящик. Вот и все.
- Ну, все так все. И говорить нечего.
Харука резко повернулся и, недовольно усмехнувшись, ушел. Вышел из подъезда. Пошел по тротуару к стоянке. Она сидела на подоконнике, крепко сжав руки. Свет утреннего солнца спал в ее бледно-синих волосах.
И было утро, и был вечер. И на этом - все, пожалуй.
___________
Ключ повернулся в замке. Всего лишь скрежет металла. Неприятный, малость холодный. И холодным был свет фонаря, ронявший этот холод на паркетный пол и заставлявший отдергивать от него руки. И холод каменного подоконника, с которого так не хочется вставать. Прислонившись спиной к стене, спустив одну ногу в шерстяном носке на пол, а другую поджав под себя, она сидела на подоконнике, кутаясь в какой-то старый свитер. И даже не повернула головы. Просто ключ в замке. Через приоткрытую дверь в прихожую она увидела, как скользнул по зеркалу электрический свет из коридора. И как он умер вместе со звуком закрывающейся двери.
Еле слышные шаги. В прихожей. В комнате. Тишина. Рядом. Резкий поворот головы.
-Ты.
Холодный свет фонаря лился на пустой подоконник. Темно. Стучат по окну капли дождя.
__________
Как же так получилось? Хотя нет, я знаю как. Мы были должны. Мы все это время были кому-то что-то должны. И вот теперь в этом пустом торжественном зале мы втроем сошлись. Ты, я и плачущая Банни. Банни!
Я помню о тебе. Просто помню. Вот сейчас ты быстро повернулась ко мне и улыбнулась. Мне. Ты. Улыбнулась. Мне.
Ты стояла в твоей чистой кухне, с плитки на плитку голубоватого кафеля перебегали солнечные блики, в руках у тебя было вафельное полотенце, ты вытирала вилку.
Смешно! Вилка сверкала на солнце. Можно даже сочинить эпитафию в память отмершего блеска серебряной вилки. Ха!
Как быстро умирает вино в этом синеватом бокале. Неужели все бокалы имеют этот мерзкий синеватый оттенок? Именно он никогда не напоминал мне о тебе. Мне вообще ничего не осталось от тебя. Стоит выпить еще. Самую малость.
- Плед, Харука?
Так, так ты говорила. Или это была не ты? Ведь ты только приснилась мне. А где я сам? Сижу в твоей холодной гостиной и пью вино. И почему ты никогда не топила в этой гостиной? Говорил ведь, что холодно.
За спиной - мерзлая стена собора Святой Марии. Ты... Нет, никак не могу увидеть, что там с тобой. Опять ты упала, Мичиру! Ну, почему я вечно должен тебя ловить? Ты опять упала. Просто упала. Ведь так?
Я сижу в гостиной и пью вино.
- Это так, на память. Оставь, не придешь - кинь в почтовый ящик. Вот и все.
Вот и все, Мичиру. Это твой фонарь мешает мне думать. Я ведь помню, что этот свет встретил меня тогда. А ты, ты слышала, как я вошел? Ты ждала? Или просто заснула у окна? Я ведь так и не спросил тебя тогда.
Стоила ли вся эта миссия того, что я так и не узнал, ждала ли ты меня.
Весь мир - за один твой взгляд, Мичиру!
Холодно сидеть на мраморном полу. И чего Банни плачет? Она что-то говорит о тебе. О талисманах, снах, туманах.
Видишь, Мичиру, я окончательно испортился. Я пишу стихи. Что еще я должен сделать, перед кем стоять на коленях на холодном полу собора Святой Марии, чтобы увидеть тень улыбки, задумавшуюся на твоих губах?
Я никак не могу понять, что случилось, Мичиру. Ты лежишь на холодном полу, а так любила тепло. Ты не должна уходить и оставлять меня одного. Ведь я опять со всего размаху брошу шлем на нагретую солнцем институтскую скамью, и никто не остановит, не рассмеется в ответ на мое неуклюжее приветствие. Ты не рассмеешься. Никогда. Я учусь, вот уже несколько биений моего сердца без тебя учусь понимать, что никогда - это значит, что ты не приподнимешь голову с мраморного пола, а твои светлые волосы так и останутся разметенными вокруг твоей светлой головы.
Так это правда, Мичиру? В последнюю минуту ты отказалась от всего, ты крикнула только одно: "Харука!". Да, ты назвала мое имя. Не назвала Уранусом. Ты сделала свой выбор, милая Нептун.
А я остался выполнять обещание, данное тебе: "Если один из нас умрет, другой должен остаться, чтобы выполнить миссию". Так вот что я скажу тебе, Мичиру: все это глупости. И то, во что ты заставила поверить меня. И конец света. И та твоя картина. Ты была со мной. Я держал твою руку в своей. И думал о Мессии тьмы и света. А должен был думать, что на дне твоих синих глаз скользнула и умерла тень грусти.
Тень. Умерла. Ты. Умерла.
Вот. Так. И сказал. Это слово. Умерла. Так ведь просто!
Всего лишь не стало в мире света твоих глаз. Утреннюю газету не прочтешь ты. Кофе не сваришь. Не коснутся твои руки хлопка простынь.
И правда, Мичиру, была у меня одна миссия. Да я не поняла, что это была именно она. Я не понял. Не поняла. Ты у меня одна была. Люди не возрождаются. Я не верю в сказки. Умирая, нельзя надеяться, что придет Сецуна, взмахнет своим ключом и вернет нам сердца. Красиво, но - ложь. Я люблю тебя, Мичиру. И я тоже ухожу, ухожу сам, зная, что не встречу тебя, что ни здесь, ни там нет даже отсвета милой тени на протянутой моей руке. Я ухожу, пока меня не убил свет твоих глаз, которые немы и мертвы без пронзительной мелодии скрипки, криков чаек и ветра, который я навеки дарю тебе. Единственная.
Выстрел.
_______________
И был вечер, и было утро: день шестой.
И совершил Бог к седьмому дню дела свои, и благословил Бог седьмой день и освятил его.
